Анатолий Вассерман: «Потенциал Сибири огромен»

Колоритный интеллектуал Васерман уверен, что контрсанкции со стороны России — правильный ход, а нашей национальной идеей должно стать народное объединение в совместной деятельности на общее благо. Этими и другими идеями он поделился с новосибирской общественностью лично — на открытых встречах в рамках дискуссионной площадки спецпроекта «Актуальный собеседник», организованного движением «Антимайдан». 

Анатолий Александрович Вассерман, как все нетипичные люди, неизменно притягивает внимание публики своей уникальностью, что при нынешних поворотах истории обществу особенно на руку. Ведь взгляды, которых придерживается этот советский и украинский инженер, журналист, публицист, телеведущий, многократный победитель интеллектуальных игр и настоящий мыслитель во многом перекликаются с современными уроками истории. 

Встреча с Анатолием Васерманом, на которую пришла самая разнородная новосибирская публика (от студентов и курсантов военного училища до бизнесменов и пенсионеров), длилась около двух часов. Участников интересовало отношение Вассермана к санкциям, национальной идее, событиям на Украине и многие другие темы. Несмотря на неспешную манеру беседы гостя, обсудить успели многое. 

— Некоторые экономисты считают, что контрсанкции привели к результатам, противоположным задуманным — России компенсировать выпавший объём импорта не удалось, а у западных стран объём экспорта особо не изменился. По-вашему, насколько эти выводы убедительны? 

— Полностью компенсировать выпавший импорт не удалось. Например, классический сыр пармиджано созревает более года, и наши производители при всём желании не смогут занять эту нишу достаточно быстро. Кроме того, по международным соглашениям наш сыр, даже не отличимый по вкусу от этого самого пармиджано, всё равно продаваться должен под другим названием, так что не все его купят, а из тех, кто купит, не все поймут, что это именно импортозамещение. 

Динамика экспорта из стран Евросоюза после первоначального провала снова стала подниматься – новых потребителей всегда можно найти, особенно при естественном падении цен. Однако Евросоюз далеко не полностью возместил свои потери. 

А наша экономика ещё и не такое способна преодолеть, и частично импортозамещение произошло. По некоторым позициям мы нашли себе других импортёров, что, конечно, хуже, чем собственное производство, но тоже неплохо. Чем больше импортёров, тем больше между ними конкуренция. Я не сомневаюсь, что контрсанкции — правильный ход, вся известная мне статистика указывает на то, что они сработали если не в точности так, как задумывалось, то очень близко к тому. Нам имеет смысл продолжать в том же духе. 

— Вы не впервые в Сибири. Есть ли у вас собственная оценка потенциала нашего региона? 

— Основываясь на данных в открытых публикациях, могу сказать, что потенциал Сибири огромен. Но в России на протяжении всей её истории было значительно меньше народу, чем нужно для решения всех стоящих перед нами задач, именно поэтому русская цивилизация несравненно гуманнее европейской. В Сибири эта нехватка людей ещё острее ощущается, чем по России в целом, поэтому ресурсы здесь будут раскрываться ещё долго и медленно. 

— События 90-ых годов — развал СССР — это стихийный процесс или стране помогли? И кто именно? 

— Помогали очень многие, и даже не деньгами — агитацией. Агитация за отделение Украины от остальной России велась с 1867 года, причём эстафету перенимали друг у друга австрийцы, поляки, американцы. Они же активно помогали воспитанию идеи «Украина не Россия», и, в конце концов, эта идея таки «взорвалась». Аналогично и в других республиках было очень много желающих ходить в чужих аэропортах по красной ковровой дорожке, даже если эту дорожку придётся красить кровью соотечественников. Чисто административной поддержки этой идеи не было почти нигде, за исключением прибалтийских республик. В других республиках открыто финансовой и организационной помощи извне не было. 

Процесс отделения Украины я наблюдал изнутри и крупным планом. Там ведущим было исключительно желание местных «князьков» стать «царьками». До ГКЧП большинство в Верховном Совете Украины даже не давало поставить на обсуждение вопрос о независимости. Тогда в Верховном Совете Украины 239 человек из 450 представляли коммунистическую партию. После провала ГКЧП, в том числе, эти 239 человек в порядке партийной дисциплины единогласно проголосовали за отделение Украины от СССР. Кстати, в украинском говорят не «единогласно», а «одностайно». И эта «одна стая» тогда очень чётко показала, что для неё важна не судьба страны, а возможность сбежать куда угодно, лишь бы подальше от ответственности за происходящее. Подобных мотивов тогда наблюдалось очень много. Так что когда в референдуме на Украине 1991 года 92 % избирателей (а голосовало тогда 84 % списочного состава избирателей) проголосовали за независимость, ни в республике, ни за её пределами не нашлось желающих что-то этому референдуму противопоставить. Решающую роль сыграло не давление извне, а именно внутреннее соображение. К тому же, экономика в тот момент разваливалась. 

— В последнее время мы всё больше задумываемся о некой национальной идее. Как вы считаете, что может быть признано в России в качестве национальной идеи? 

— Сегодня говорить о государственной идеологии пока довольно трудно, и наш президент нашёл хороший эвфемизм — национальная идея. Что может стать нашей национальной идеей? Я полагаю, нечто прямо противоположное либеральной идеологии — то, что может объединить народ и направить на совместную деятельность, в которой каждый человек работает в каких-то общих целях, а не только на себя любимого. Как это будет оформлено, сказать трудно. Возможно, лозунг «Православие, самодержавие, народность» можно совместить и с нынешним состоянием общества, и с предстоящим строительством нового социализма. В любом случае, полагаю, что основой нашей национальной идеи должно быть взаимодействие ради общей цели, хотя саму эту общую цель придётся формулировать ещё достаточно долго и сложно. На ближайшие несколько лет общей целью должно стать воссоединение России и избавление от внешних зависимостей. Понятно, что мы не должны обрывать все связи с внешним миром, но мы должны дойти до состояния, когда любую оборванную связь с внешним миром мы могли бы возместить нашей собственной деятельностью.

Фото: Анна Молотова