Кризис — это шанс

Опытный хозяйственник и депутат трактует кризис по-восточному: с одной стороны, это опасность, с другой — возможность.

— Да, можно бесконечно гордиться тем, что благодаря высокому научному потенциалу, Новосибирск умеет и делает, а зарабатывать на этом будут другие! — апеллировал депутат Законодательного Собрания Анатолий Вандакуров к министру экономического развития Ольге Молчановой. — Какие преференции созданы для привлечения бизнеса в регион? Что заставит людей ехать в Сибирь, работать здесь?

Острая дискуссия, развернувшаяся во время обсуждения проекта бюджета Новосибирской области в комитете по государственной политике, законодательству и местному самоуправлению стала поводом для продолжения разговора с депутатом. Анатолий Вандакуров — руководитель одного из промышленных предприятий Новосибирска. Предприятий, на которых держится экономика города и которым прочат особую, новаторскую миссию на очередном этапе реформ. О каких преференциях для бизнеса спрашивал депутат министра, чего ждёт возглавляемая им «Искра» от новой многообещающей программы реиндустриализации?

— Программа — это всё-таки декларация, не более того. Вот если мы пойдем в ногу — будет так, а не в ногу — будет этак.. Помните, как профессор Преображенский говорил: «Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой?». Так и здесь: реиндустриализация, индустриализация » это бизнес по-новому, развитие промышленности, торговли, науки, общества в большом и малом. Только все это развитие по-разному представляют: одни до абсурда готовы довести, предлагая готовить продукты питания как для космонавтов, по новой технологии выжимок; другие » не спят, думая как бы нанотехнологии в изготовлении посуды применить, а хозяйки, возвращаются к старой чугунной сковородке и говорят, что она самая удобная, а еда на ней — самая вкусная и полезная. Мы же все политэкономию учили, помним, что любые новые направления не могут возникнуть из ниоткуда, должны определённые условия сложиться, предпосылки, чтобы стартовать.

— В Вашем примере хозяйки в эту политэкономию не укладываются. Они как раз хотят продолжать жить по-старому, со старыми сковородками.

— Так и верхи не укладываются. Они тоже вполне могут и хотят по-старому. Реиндустриализация — такая компанейщина для многих, а не стимул. Заболтать и формализовать могут в два счёта. А на самом деле все предпосылки для обновления есть. Метаться только не надо. Не может быть так: и в машиностроении мы начнём расти, и в сельском хозяйстве. Нам, как той красной девице, важно определиться, за кого мы пойдём замуж. Вот Калужская область определилась, и сегодня при прочих равных из дотационного региона превращается в одну из самых процветающих территорий России. А территория ведь самая обычная — среднерусская возвышенность, месторождений нет, дешёвых гидроэнергетических ресурсов тоже нет. Просто сумели найти свое конкурентное преимущество.

— А у Новосибирской области есть главное конкурентное преимущество?

— Ответ на этот вопрос все знают. Наше главное конкурентное преимущество — научный потенциал. Но за все годы существования здесь сибирского отделения Академии наук мы научились только бесконечно гордиться её достижениями и разработками, а зарабатывают на этом другие. Что сделать, чтобы исходное преимущество переросло в перспективы и развитие? Вот здесь и важна как раз роль власти и стратегические программы. Не важно как они называются. Сегодня реиндустриализация? Пусть! Дайте в рамках этой реиндустриализации преференции бизнесу, льготные налоговые условия, дешёвую землю. Именно власть должна принять решение, насколько тот или иной бизнес способен получить здесь развитие, насколько сформирован под него рынок. Должен быть анализ рыночной ситуации, мониторинг происходящего на соседних территориях. Какие преимущества стартовые есть у нас для бизнеса — природные, инфраструктурные? Или это должна быть мелкосерийная, но очень наукоёмкая, продукция, как в Академгородке.

Только, повторюсь, это должна быть не кампанейщина, а внутренняя потребность. Например, в Калужской области — у них потребность, они созрели. Развивается область и не надо пенять, что у них долги. Если их долги перевести в перспективы и в активы – это не долги. А наши 11 миллиардов — это долги за выданную заработную плату, их не вложили никуда, эти деньги проели.

— Что значит проели? Их выдали в виде зарплаты, заплатили подоходный налог, он в бюджет пришел…

— И я о том же говорю. Круговорот денег в природе. Они не проедаться должны, а вкладываться в развитие. Деньги нельзя распределять в виде субсидий и субвенций, к примеру, сельскому хозяйству. Отдайте банкам и скажите: «Эти деньги выдавайте под один процент, под переоборудование». Дайте удочку, а не рыбу, пусть рыбачат. Кто-то разорится, да, но это естественный процесс. Нужно просто делать выводы и быть честным хотя бы с самим собой: помогать надо не своим да нашим, а создавать условия. А кто придет на эти условия, тот и будет работать. Только условия и правила должны быть долгосрочными. Тогда предприятие будет знать, что ему гарантирован запас прочности, оно может кредитоваться, развиваться.

— Кем гарантирован — государством? То есть всё-таки главенствующую роль в реиндустриализации Вы отводите власти, а не самим предприятиям? Не инициативе «снизу»?

— Государство не может управлять бизнес-процессами напрямую. Даже наоборот: чем меньше государство будет управлять, тем лучше, потому что во всём мире признают — государство самый неэффективный управленец. Зато государство может регулировать рост цен, тарифную политику, устанавливать правила для всех одинаковые. Есть регулирование государственное, с помощью установления стандартов некоторых пороговых значений, которые ведут к модернизациии, к новым технологиям. Вот, например, в случае с Роснефтью или Газпромнефтью — это пятый экологический уровень системы безопасности. Я абсолютно убежден, что власть не бизнес-центры и не парки логистические должна строить, а условия создавать. Сказали бы бизнесу, что налоги на такой-то период по нулевой ставке, бизнес бы сам всё построил. Да, не будет какое-то время налога, но туда придут люди, новый бизнес, который не будет конкурировать с тем, что есть, а будет предлагать более конкурентоспособные товары и услуги.

— Вы считаете что власть должна ограничивать конкуренцию?

— Отчего же? Конкуренция всегда хорошо, но власть должна просчитывать, насколько перспективно новое и насколько необходимо старое. Ломать, как известно, не строить, похоронить очень легко. В итоге власть может получить проблему безработицы, всяких неприятных акций и т. д. Поэтому я говорю, что нужны приоритеты и разумный баланс, неважно в рамках реиндустриализации или нет. Если есть месторождение нефти на территории области, но бизнесу предлагаются драконовские условия по её переработке, он уйдёт в другую область, лучше трубу ещё построит, но работать будет не здесь. Ведь бизнес заинтересован в росте. Мы всё делаем для того, чтобы меньше нести затрат на единицу изделия и продавать больше. В конце концов всё сводится к прибыли. Сколько мы заработаем, чтобы в дальнейшем, к примеру, реинвестировать в социальные программы, чтобы ввести меры стимулирования работника, чтобы техническое перевооружение провести.

— Чего ждёт возглавляемая Вами «Искра» от реиндустриализации?

— «Искра» не ждёт, «Искра» — работает. Да, нам, чтобы развиваться, нужно получить преимущество на рынке. Получив долгосрочные контракты через госзаказ, можно было начать модернизацию основных средств. Почему не получается? Я выступал на конференции, которая проходила совместно с Министерством промышленности и торговли Российской Федерации и говорил о том, что несправедливо установленный норматив 20 плюс 1, не позволяет получить предприятию достаточно чистой прибыли для инвестиций в собственное производство. То есть предприятие на полученную часть собственного изделия начисляет 1 %, а на собственный передел — 20 %. Учитывая, что в оборонке предприятий с полным собственным технологическим циклом мало, а в основном изделие получается в результате широкой кооперации предприятий (т. е. комплектующие приобретаются на стороне) — доля каждого предприятия в готовом изделии составляет незначительную часть, а, соответственно, и прибыль на эту часть в общей стоимости изделия незначительная.

Мы, слава богу, за последние годы сумели создать структуру экономики, не зависящую от государственного или оборонного заказа. Гражданские направления, наоборот, самые важные, именно они сейчас должны работать на импортозамещение, именно от них и получается настоящая, полноценная экономика.

Поэтому мы реиндустриализацию рассматриваем как увеличение экономического эффекта с единицы средств, вложенных в производство, основанное на автоматизированных процессах, лучших технологиях, более современных материалах. Это построение технологического цикла и процессов, которые позволяют твоему товару на рынке выглядеть достойно и конкурировать со всеми. То есть занять свой сегмент на рынке. Весь технологический процесс должен быть на это нацелен. Для борьбы с конкурентами качество должно расти, издержки снижаться. Соответственно и получаться продукт должен качественным, недорогим и по функционалу своему превосходящим продукцию конкурентов. В этом весь смысл реиндустриализации, или шестого технологического уклада, как угодно назовите, задача-то всё равно продать в итоге. Не просто сделать, а чтобы это кому-то было нужно, чтобы это купили.

— Это, наверное, сложно, если вообще выполнимо. На международном рынке уже продают всё, и в разных ценовых категориях.

— Вот самобичеванием мы занимаемся успешно, всё сравниваем качество российских товаров с другими. А китайцы продают всё. Всё продаётся и покупается. Не купят в Германии — купят в Греции, не купят в Греции — купят в Португалии. Рынки абсолютно разные. Доходы, и компании, и бизнесы, которые там работают — абсолютно разные. Реализация продукции возможна везде. Существуют, конечно, ограничения по европейским стандартам. Мы, например, свою продукцию сертифицировали в Германии, чтобы попасть на европейский рынок. Наверное, тоже это кому-то не понравилось, что русские пришли, торгуют высокотехнологичной продукцией, которая ничем не отличается от конкурентов.

Но хочется ведь продать больше. Выросли мы до какого-то уровня, пытаемся внести какие-то новые технические элементы, чтобы было более безопасно, экологично и точно. Был, к примеру, один пиротехнический модуль, стал электронный. Потому что мы работаем не на уровне станков, а на уровне технологий. Станки вроде те же, но материалы, их подготовка к производству, позволяют сделать не десять изделий, а миллион, а стоимость их та же. Вот уровень технологий. Технологий до самого основания. Плюс сырьё и материалы должны быть очень высокого качества. Плюс, как я уже говорил, инфраструктурные преференции от власти. Не отнять всё и поделить, как Шариков из «Собачьего сердца» предлагал, а другие арифметические действия использовать.

— Вы верите в то, что это возможно?

— Боюсь, что отменят санкции и все: опять норвежская селёдка и трубы из Китая. Вот в кризис государство и должно решить, какой промышленности развиваться в стране. Кризис ведь в японском языке двумя иероглифами обозначается: один — опасность, другой — возможность. Я за такое прочтение и понимание кризиса. В возможности верю. Их надо использовать.