Нурлан Тайиров: «Я отрицаю понятие вдохновения»

Новосибирский художник о художественном рынке и молодом поколении талантов.

В российских домах нечасто встретишь авторские картины художников. Люди ограничиваются репликами известных работ или современными постерами. Но тем не менее работы в Новосибирске хватает всем художникам. Как отражается конъюнктура на художественном рынке, отчего в Новосибирске слабая конкуренция среди мастеров и почему городу грозит стагнация в художественном образовании — в интервью новосибирского художника-авангардиста Нурлана Тайирова InfoPro54.

«Ограниченное количество хороших мастеров снижает вкусовую планку у широкого зрителя»

 — Нурлан, недавно новосибирскому отделению Союза художников, в котором вы также состоите, исполнилось 85 лет. Это событие ознаменовалось открытием выставки в арт-центре «Красный» и встречей сибирских художников. Насколько, по вашему мнению, эти встречи важны для творческого сообщества Новосибирска? И достаточно ли часто они происходят?

— Начну с того, что встречи важны для любого профессионального сообщества. Эта такая тонкая нить коммуникации, которая позволяет держаться вместе, обмениваться опытом, смотреть на свое творчество в разрезе работ других мастеров. Именно поэтому художнику необходимо участвовать в групповых выставках, где можно узнать, кто чем занимается, какие тенденции прослеживаются в отрасли. Посмотреть, как картина, которой ты доволен в мастерской, смотрится в общественном пространстве, городской среде. Ведь на выставке свои работы воспринимаются уже не с точки зрения автора, а с точки зрения зрителя — более требовательно и пристрастно. И если работа слабая, она рассыпается моментально. Это очень важный опыт, его нужно регулярно проходить.

Жаль, что встречи художников, да и в принципе творческой интеллигенции, в Новосибирске случаются не так часто, как хотелось бы. Хотя в среде художников и существует такая потребность. Сейчас, как правило, это открытие выставок — групповых или персональных. Стоит отдать должное Антону Веселову (Заместитель директора ГПНТБ СО РАН. — Ред.) — он организует творческие вечера с участием интересных людей, где формируется та самая площадка для общения.

— В Союзе сейчас состоит около 90 художников. Достаточно ли их для полноценной конкуренции?

— Помимо Союза художников в городе еще действует Творческий союз, где числятся около 60 человек. В общей сложности получается около 150 художников. Для такого большого города, как Новосибирск, с полуторамиллионным населением — это очень мало. Можно еще учесть около 50 профессиональных художников, которые никуда не входят. Но этого все равно слишком мало для нормальной конкуренции.

В Новосибирске не так много действующих художников моего поколения, в основном это профессионалы в возрасте 60-ти лет и старше, они уже постепенно уходят на покой и мало пишут. А я все-таки убежден, что пик активности современного художника — это плюс-минус 40 лет. Раньше, в эпоху Возрождения, когда была школа мастерских и мэтр набирал себе учеников, профессиональными художниками становились быстрее. Учитель быстренько передавал ученикам свой опыт, и они приступали к экспериментам, ища свой стиль. Сейчас в искусстве уже много сказано, и повторить опыт предыдущих мастеров все сложнее. Есть такое выражение «встать на плечи гигантов» — успеть освоить сделанные до тебя достижения и перейти к собственным открытиям. Поэтому форму современный художник набирает только к 40 годам, когда он полон сил и идей. И вот таких художников сейчас не хватает.

Эта ситуация — палка сразу о двух концах. С одной стороны, мне — как художнику — всегда хватает работы, локтями, как говорится, не толкаемся. С другой стороны, у клиента нет выбора, чтобы остановиться на «своем» художнике. Он зачастую даже не знает, где и как искать себе мастера, и попадает вместо портретиста к пейзажисту. И еще — когда не хватает конкурентов должного уровня, художник «расслабляется» и начинает снижать свою планку, чего делать нельзя ни в коем случае. Сейчас у меня есть друзья-художники, которым я по-хорошему завидую, к которым тянусь, но их совсем немного. К тому же ограниченное количество хороших мастеров снижает вкусовую планку и у широкого зрителя.

— Когда вы пишете свои авторские работы, то ориентируетесь на вкусы широких масс?

— Нет, я стараюсь этого не делать. Даже несмотря на то, что за последние несколько лет мне пришлось столкнуться с проявлением невежества. Неприятно слышать, когда о современных художниках отзываются дилетанты с притязанием на критику — и такие дилетантские высказывания постепенно становятся нормой. Если раньше они говорили: «Мы не разбираемся, но нам кажется…», то теперь их утверждения становятся безосновательно категоричными. Отчетливо видно, что общий уровень образованности у людей потихоньку падает.

Каждый художник-профессионал стремится к высокому искусству, элитарному, но становится все меньше людей, способных его постигать. А чем меньше образованных зрителей, тем меньше отклика на современное искусство. Иногда в моменты проявления такого невежества у меня опускаются руки, и мне кажется, что я сталкиваюсь с какой-то мрачной серой стеной. И тогда поневоле задаюсь вопросом — оставаться художникам в узком кругу или опуститься до уровня обывателя и работать на его вкус. И получается, что история Средних веков, когда каждого художника курировал свой меценат, а общая масса не понимала, куда тратятся такие большие деньги, может вернуться. Народу всегда были интереснее «пирожки» — повседневные нужды, которые понятнее и объяснимее.

«Деньги платят смешные»

— Казалось бы, сейчас у современного поколения больше возможностей для знакомства с искусством, нет границ, все разрешено. Отчего же тогда, на ваш взгляд, такая тенденция в обществе?

— Как человек, успевший поработать преподавателем в Художественной Академии (Новосибирский государственный университет архитектуры, дизайна и искусств), могу точно сказать, что уровень образования у молодого поколения падает.

Причина, по которой, в том числе, я не задержался в качестве преподавателя — у нового поколения пустые глаза. Когда я увидел свой очередной курс, то понял, что не готов отдавать свое время в никуда. Студенты с каждым годом приходят в академию со все более потребительским настроем — смотрят на тебя, а в глазах читается: «Ну что, давай попробуй, научи меня». Статус преподавателя постепенно падает в глазах у студентов, они теперь хорошо знают свои права, забывая об обязанностях. Социальный статус учителя уже не так четко выражен, как это было раньше. К сожалению, профессия обесценилась.

Одновременно с этим профессия преподавателя — сложный путь, на котором нужно тратиться и тратиться. Ты полностью посвящаешь себя педагогике, а сам почти не развиваешься как художник, потому что две трети времени посвящаешь обучению других. Это очень энергозатратно, но у нас это не оплачивается по достоинству. Поэтому финансовый вопрос в нехватке кадров, для нашей академии в частности, — основополагающий. Деньги платят смешные, на которые не прожить, и приходится зарабатывать на чем-то другом, отнимая время у преподавательской деятельности. Думаю, что нас ожидает стагнация в художественном образовании.

— Художественное направление в фундаментальном образовании сейчас востребовано среди молодежи?

— Во-первых, сейчас все меньше идут учиться на художников. Во-вторых, на мой взгляд, часто это от безысходности. Такой вывод я делаю из того, что подготовка все слабее, и молодежь не знает куда им податься. Например, в архитектурную академию идут из-за статуса заведения — оно в центре города, с хорошим зданием. Если посмотреть на отделение МДИ (Монументально-декоративное искусство. — Ред.), где учат монументалистов работать с бетоном, камнем, стеклом, штукатуркой, росписью стен, то там одни девушки, хотя профессия далеко не женская. Эти хрупкие создания сидят на теории, но на практике не смогут осуществить свои проектные работы — они вряд ли выйдут на фасад, на экстерьер и раскрасят по 100-200-300 квадратных метров. Я уже не говорю о росписи храмов, о фасадной мозаике! Это тяжелый физический труд, мужская профессия, но мужчин сейчас в ней нет. Это происходит еще и от того, что после распада Советского Союза вымирает профессия художника-монументалиста — раньше она была заточена на идеологию, которой больше нет. И единственная ниша, связанная с художественно-архитектурной практикой, где теперь себя может воплотить монументалист — это храмовое искусство. Но и оно после определенного роста идет на спад.

— Если в целом рассматривать новосибирскую школу художников в широком смысле ее понимания, то можно назвать ее сильной?

— Да, пока живы мастера старой школы, нам есть чему у них поучиться. Мои учителя в Новосибирске многое мне дали, в первую очередь — свой собственный пример. Но проблема в том, что из образования исчезла методика передачи этих знаний. Ты просто наблюдаешь за каждой персоной, и сколько ты сам сможешь взять, столько ты и возьмешь. А вот в Санкт-Петербурге и Москве эта система есть. Например, в Мухинской школе, сейчас имени барона Штиглица (Санкт-Петербургская художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица. — Ред.). В советское время она была лучшей школой в мире по искусству. После 90-х годов уровень немного упал, но там по-прежнему учат мастеров сложным законам элитарного искусства. У нас этого не хватает.

Новосибирская школа живописи сильно отличается от других регионов. Это хорошо видно на больших мероприятиях, например, на третьей межрегиональной художественной выставке «Красный проспект. Искусство Урала, Сибири и Дальнего Востока». На экспозиции, где было собрано больше тысячи работ, можно с легкостью различить картины из Иркутска, Алтая, Омска, Новосибирска, Красноярска. Сразу видно, откуда художники. Если где-то можно перепутать алтайских художников и красноярских, потому что там много пейзажистов, то в Новосибирске сформировалась школа, свойственная мегаполису — с его современной техникой живописи немного западного направления. Такая отличительная черта продиктована архитектурой города, его интересом к раннему конструктивизму, духом авангарда 20-х годов 20 века.

Золото и бриллианты через реализм

— Можно ли сказать, что Новосибирск повлиял и на ваш стиль живописи? Ведь ваши работы выполнены преимущественно в авангардном стиле.

— Да, отчасти так и есть, потому что я сразу же влюбился в этот город, как только приехал сюда. После окончания колледжа искусств в Казахстане, я приехал посмотреть Новосибирск, чтобы принять решение о поступлении в художественную академию. Выбирал между несколькими городами, но остаться решил именно здесь — мне приглянулся этот город, а городу приглянулся я. Наверное, поэтому без проблем поступил в академию, нашел себе друзей и соратников по творчеству, не обижен клиентами.

Но свой авторский стиль я нашел не сразу. После академии и колледжа, где мне была дана хорошая база — основы ремесла, я стал нарочно уходить в неизведанные для меня области авангарда и модернизма. Начинал писать картины, не зная, чем они закончатся. Я доверялся интуиции и чувствам, которые меня вели, и старался не думать рационально. И много, очень много работал! Потому что новое может родиться только тогда, когда каждый день работаешь физически. Я отвергаю понятие вдохновения. Вдохновение для меня — это быть в форме: хорошее самочувствие, здоровье, разогретое состояние, «набитая рука». Но никак не ожидание прихода идеи.

На тот момент мне было тяжело, но я понимал, как важно пройти этот этап. И если бы я не обладал тем монолитным фундаментом реализма, то «поплыл» бы, не понимая, что делаю. Знания реализма дают возможность работать в любом стиле, любом ключе, не теряя систему координат. Потому что законы искусства везде одни и те же: абстрактное полотно Кандинского с его красочными пятнами и фигуративные композиции на картинах передвижников построены на одних законах гармонии. Только где-то фигура смоделирована как плоскостной объект, а где-то как объемный.

Я часто вспоминаю слова Сальвадора Дали: «Сначала научись рождать своей кистью золото и бриллианты, а потом уже делай все, что хочешь». То есть начни сначала писать в стиле реализма, более понятном обывателю, и зарабатывать на нем, а потом уже переходи на свой авторский стиль, который может быть не всеми понят. Так случилось и со мной. Я постиг основы реализма, который часто меня «кормит», и совершенствую свой авторский стиль. Мне заказывают копии картин великих художников, портреты в стиле фотореализма, я оформляю интерьер, создаю логотипы и бренды. И я благодарен моим заказчикам! Но когда люди покупают мои авторские работы, меня это безумно вдохновляет и придает мне сил.

— Какие из персональных выставок вам запомнились больше всего?

— Персональные выставки важны для художника не меньше, чем групповые. Это возможность посмотреть на свои работы с точки зрения того, как они заполнили пространство без чьей-либо поддержки. Для меня каждая из выставок ценна по-своему. Если взять персональные выставки за 2018 год, то я бы выделил экспозицию в ресторане «Эллинико» — около 25 работ, в дилерском центре «Mercedes-Benz» — около 30 работ, а также первую выставку на моей родине в Казахстане — около 50 работ. Каждая выставка дала мне свое. Например, в «Эллинико» был хороший опыт оформления пространства современного ресторана греческой кухни. У них опробована интересная механика изменения интерьера — вместе с постоянным обновлением меню происходит смена представленных в зале картин, чтобы без радикальных перемен разнообразить свое заведение. Это важно для них, поскольку клиентура ресторана преимущественно одна и та же. Моей задачей было преобразить ресторан таким образом, чтобы картины вписались в пространство и не потеряли своей индивидуальности. Думаю, мне удалось. К тому же, главное, для чего я все это делаю — увидеть реакцию публики на свои авторские работы. Как бы я не погружался в свой стиль, но признание картин, рассчитанных не на конъюнктуру рынка и вкус покупателей, воодушевляет.

Беседовала Мария Лисица

Фото: Аркадий Уваров