Усатый нянь артистов и публики

— Владимир, когда вы впервые вышли на манеж?

— В 3 года меня вывели туда в клоунском колпачке. Шел 68-й, цирку нужны были политические репризы. На манеж выкатывали пушку и я, маленький человечек, дергал за веревочку: все злодеи и враги СССР тут же оказывались повержены, торжествовала справедливость и мир во всем мире.

Верховодил в ту пору худсовет: все артисты его ненавидели и боялись, поскольку тот обладал огромной властью вплоть до отлучения от манежа. Артиста сажали на репетиционный период — и поминай как звали.

— Ваш отец и двое его братьев — цирковые акробаты…

— Да, папин старший брат Семен Васильевич Кожевников — основатель династии. Он руководил группой акробатов с подкидными досками. Дюжина артистов выполняла сложнейшие трюки, которые никто не готов повторить по сей день — дурных нема! Семен Васильевич не только крутил сальто-мортале, но был убежденным коммунистом и правдорубом. Это не просто осложняло жизнь, но и прервало в итоге его карьеру: врываться без стука в кабинет Фурцевой, активно радея об искусстве, в те годы было не лучшей идеей. Дядю «ушли»… Папа доработал до 60 лет. В 60 он ходил по проволоке. Я считаю, что нужно вовремя уходить, акробатика все же — жанр молодых, но папа — молодец, он не хотел цирковых льгот, хотел быть как все нормальные пенсионеры и сейчас, возможно, работал бы до 65.

— Родителей познакомил цирк?

— Отчасти. В свое время папа работал в Калининском цирке, где его будущая теща заведовала цирковым гаражом. Папа ущипнул маму за попу, потому что, как он говорил, «мне это ничего не стоит, а девушкам приятно». В маминых жилах текла белорусская кровь. Ущипнул — женись. Так на свет появился мальчик Вова, который тут же принялся мечтать о цирке. С детства твердил: «Буду клоуном!». Переставал зевать, лишь когда на манеже появлялся клоун или канатоходцы Волжанские. Так и вышло, что в династии все акробаты, один Вова уродец… Но с двумя образованиями. Первое — клоунада и музыкальная эксцентрика в московском цирковом училище. Второе — режиссура массовых праздников в ГИТИСе.

Мама до второго курса училища думала, что я продолжаю семейные традиции. Когда узнала, что учусь на клоуна, был скандал. Только спустя год она пришла посмотреть на меня «в деле».

— Осталась довольна?

— Сложно сказать. Я тогда был крайне неуверен и коряв. Я и сейчас неуверен, но менее коряв. Какие-то вещи для себя определил…

 — Например?

— Без мандража нет куража. Обязательно надо волноваться — иначе надо уходить, садиться в ларек и продавать «Сникерсы». К тому же я все время недоволен. Люблю себя, но странною любовью, изрядно приправленной перфекционизмом. Как говорила бабушка — «Вова-придераст». И была права.

— Наверное, тут не только характер играет роль, но и учителя были хорошие?

— Да, прекрасные. Иля Яковлевна Новодворская, старейший педагог нашего циркового училища, преподавала историю цирка. Фигура эта для меня знаковая, потому что, возможно, именно из-за Или Яковлевны Вова старался стать таким умным… Ради нее я учил все и даже больше. На выпускном экзамене меня пытались срезать: «Что сказал Маяковский в 1930 году насчет своей пантомимы-феерии «Москва горит?». Я рыскал в своей памяти: все знаю, а это нет. После оказалось, Владимир Владимирович ничего не сказал, потому что к тому моменту уже умер. Новодворская меня защитила: «Кожевникову разрешаю не отвечать на этот вопрос».

Через шесть лет после окончания училища, уже после армии, я поступил в ГИТИС. Огромное влияние на меня оказал руководитель нашего курса, Народный артист РСФСР, профессор Андрей Николаевич Николаев — клоун, режиссер-постановщик, учитель Аллы Пугачевой, Александра Буйнова и многих других, Мэтр, Мастер, каждое слово — заглавными буквами. Столько, сколько он мне дал, не дал, пожалуй, никто.

В конце учебы в ГИТИСе я поставил эстрадно-цирковое представление «9 мая» в московском клубе Golden Palace, потому что хотелось сотворить нечто грандиозное. Других возможностей не было — а у этих ребят были деньги. В институте мне сказали, что это опошление патриотической темы: День Победы в казино, ужас-ужас! И не пустили на защиту. Диплом получил спустя три года: мол, «кто это у нас тут болтается столько лет и никак не выпустится?..»

— Владимир, а как становятся шпрехшталмейстерами?

— Для начала нужно научиться выговаривать это сложносочиненное слово без ошибок и запинок. А вообще, становятся не сразу, постепенно. Моя история началась тогда, когда в училище, репетируя на моноцикле, я неудачно упал и оказался в больнице с перитонитом и разрывом кишки. Дело было 30 декабря. У доктора, на мое счастье, была аллергия на алкоголь, он любил только торт «Киевский» и черную икру — и под Новый год вытащил меня с того света.

В училище преподавал великий жонглер Фирс Петрович Земцев, эпохальная фигура. Студенты его уважали и боялись — неизвестно, что больше. Он называл каждого студента «турок бестолковый» — и это для меня высшая похвала по сей день. «Ничего пока делать не можешь? — спросил Земцев меня после выписки. — Значит, будешь вести выпускные спектакли». И я отстоял все номера в белом фраке.

— Вы долгое время выступали как жонглер-эксцентрик.

— Да, у меня есть номер — в свое время вдохновлялся творчеством клоуна Александра Фриша и его тремя кубиками. Меня долгие годы кормила клоунада. Много работал за рубежом: ночные клубы, эстрада, сценические площадки. С 88 года я колесил по Европе, Азии, Америке. Только в Англии был 14 раз. 3,5 года назад вернулся в российский цирк. Постепенно пришел к тому, чтобы не выступать самому, а объявлять более талантливых артистов.

— У ведущего действительно ведущая, заглавная роль — или он лишь объявляла?

— По-разному. Прекрасно, когда у тебя есть сверхзадача. Например, бывают программы, где номера льются как вода, один перетекает в другой — как в цирке Никулина, когда мне довелось работать с итальянским режиссером Антонио Джиарола над спектаклем «Карнавал». Там весь «объявляж» был в конце — в виде куплетов речитативом. Где-то нужно говорить много, потому что идет сложная установка реквизита для людей или животных: убрать, расстелить, подготовить, установить. Надо придумать, как закрыть паузы, потому что три минуты — это уже целый номер или реприза. Во главе угла темпоритм. Если ведущий не двигает программу, то он ее «сажает».

— Какой вы ведущий?

— Я добрый. Не революционер, как мой дядя, хоть вспыльчив и иногда «похрюкиваю»… Но, как обычно и бывает, больше достается близким. А артистов надо любить: они порой как дети… Стараюсь уделить внимание всем. Делаю все, чтобы артистам хлопали. Если им перестанут аплодировать, будет совсем трагедийно. Ведь они заняты физически тяжелым трудом, им очень нужна отдача зала. При этом у артиста должна быть самооценка на уровне, он должен любить себя, иначе его никто не полюбит. Если он выходит и не считает, что он герой, талант и красавец, то никогда не сыграет ни героя, ни талант, ни красавца.

— То есть вы довольно требовательны?

— Не без этого. Мне не так важно, какие трюки выполняет артист. Важно, как он их выполняет. Плюс пристальное внимание к деталям: артист отвечает за все, важно, чтобы из-под штанин белого костюма не торчали черные носочки. Цирковое искусство — очень сложное, специфическое. Пожалуйста, не надо убивать непродуманными мелочами последнего зрителя! И да! Цирк, конечно, продляет молодость, но если чувствуешь, что пора на заслуженный отдых, — не тяни, уходи. Беда, когда люди этого не понимают. Если сам почувствую, что устал, то сниму цилиндр, положу усы в шкатулку и удалюсь выращивать клубнику. У меня есть специальный сорт: спелые ягоды большие, размером с мое раздутое эго. (Смеется.)

— К слову, об усах… Откуда они взялись?

— Усы я начал клеить 3 года назад. Они соответствовали образу, который создал Антонио Джиарола. Так и повелось. Узнаваемый образ в красном — родом с фестиваля в Монте-Карло. В цирке красный и белый — понятные и правильные цвета, точное попадание. Ты всегда заметен. После меня многие ведущие стали «усить».

— Какое из цирковых амплуа, на ваш взгляд, все же сложнее других?

— Дрессура. Сложно работать с любыми животными, будь то собаки или львы. Меня поразил Николай Павленко. Он для меня лучший. Я видел его и давно, и недавно, но он все такой же лучший, да простят меня другие дрессировщики. Выделяю и Сергея Нестерова. Он со своими белыми тиграми работает босиком, как и его дочь сейчас. Это опасно — голые ноги, большие кошки — но это, видимо, семейный тренд. Мягчайшая дрессура. Молчаливые репетиции: никто не разговаривает, дрессировщик просто гуляет от тумбы к тумбе, подойдет, постоит, посмотрит… Удивительно!

— Цирк продляет молодость. А что еще ее продляет?

— Цирковой балет. Я на него смотрю, любуюсь и даже щупаю. За пачки. Это от папы: мне ничего не стоит, а девушкам приятно! А вообще, кроме шуток, для меня лучший отдых — блаженное ничегонеделание. Как-то Уинстона Черчилля спросили, каким образом ему удалось при такой интенсивной политической карьере достичь столь преклонного возраста. Он ответил: «Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать». Так и я: если дома, а семья в разъездах, могу лениво пролежать 3 дня. Жена Яна работала номер с хула-хупами, но вовремя сказала «довольно». А Виктории Владимировне 14 лет. Она занимается плаванием, не крутит обручи, зато крутит папой. При этом крайне скромна. Мне это приятно.

— Каков ведущий Кожевников — может увидеть каждый зритель. А каков Кожевников в жизни?

— Вова — разный. Вова не хочет признавать, что годы уходят. Вова пытается себя убедить, что он теперешний нравится себе больше, чем 15 лет назад. И ему это удается. Вова совершает ошибки, в которых даже наедине себе не может признаться, потому что, если признается, это нарушит «начинку» и его разорвет словно хомячка. Вова любит всех, но себя больше всех, а тех, кого не любит, игнорирует. Сколько Вове лет? По паспорту будет 54. А в душе… Сегодня 42. А завтра будет видно. Вова считает себя многогранным, он может все — и даже петь, но одновременно в нескольких тональностях. И чтобы заменить Вову, нужно как минимум 3 человека. А их, с таким шилом в понятном месте, еще попробуй найди!

Возраст 0+

Партнерский материал. Подготовлен и предоставлен пресс-службой Новосибирского государственного цирка.  Фото: Сергей Барсуков