Сделали нам богато

Новосибирский театр оперы и балета второй раз за 2020-й становится «хайпомейкером» общероссийского масштаба. Сначала зимой он прославился ледовым катком у подножия  — катком, чья форма при взгляде сверху была… избыточно символична. А теперь «сделало прессу» само здание театра. Правда, не его капитальная архитектура, а новейший световой декор — сложная, многоцветная, управляемая электронным сценарием подсветка, заставившая театр заиграть всеми цветами радуги.

Радуга в нынешнем политкорректном  обществе  — это, в принципе, символ шаткий, с деликатной специализацией. Но публику смутили не подтексты, а как раз чисто физическое богатство светового наряда. Понятие «дорого-богато» обрело слишком пугающую буквальность.

Предыдущая общественная рефлексия была связана с новыми интерьерами театра — там на смену неярким тонам послевоенного советского ар-деко пришла напористая палитра ар-деко американского — во вкусе предвоенных нью-йоркских кинотеатров, калифорнийских отелей и казино Атлантик-Сити. Та смена цветового кода имела примерно поровну противников и сторонников даже в кругах профессионалов: многие сочли, что бледноватая палитра послевоенного «сталианса» нуждается в освежении. Ибо бледноватость была обусловлена реальной послевоенной бедностью, а сейчас, мол, все иначе.

Зато в вопросе о световом оформлении оценочный разделитель оказался радикальнее: симпатии к новой подсветке исключительно народные, тогда как профессионалы архитектуры и дизайна солидарно пребывают в ступоре. Он у них, можно сказать, один на всех.

— С общественным приятием такой эстетики я столкнулся еще в пору обновления интерьеров, — сетует Игорь Поповский, член НАК, член НАО, профессиональный и общественный эксперт по архитектуре и градостроительству. — Глас народа тогда был облечен в формулу «А нам нравится, ярко же». Вот и нынешний «художественный прорыв» встречен под девизом «Ярко, значит, красиво». Для меня такое световое оформление театра оказалось полной неожиданностью. Мы сравнительно недавно рассматривали проект комплексного светового оформления центра Новосибирска, ансамбль площади Ленина там был представлен во вполне адекватных решениях — так, например, подсвечены отель «Марриотт» и мэрия — с выявлением тектоники, в тонах, сообразных стилю зданий.

НОВАТ же в своем нынешнем облике появился, так сказать, явочным порядком — никто такого не ожидал, объект просто выдан по принципу «А вот нате вам, получите!». В некотором смысле в этом есть болезненная логика — театр словно захватила  в свое визуальное поле черная высотка «Сити-центр». Она весьма ярко и аляповато подсвечена. Впрочем, у этого одиозного здания столько неоднозначных черт, что подсветка — меньшая из его бед. Так вот, в связке с «Сити-центром» Оперный как раз смотрится логично. Но ей богу, это не та ансамблевость, которую нужно прорабатывать. У этого здания есть своя логика цветообразования. И вот она-то была проигнорирована полностью.

Отсутствие стилевой обусловленности подсветки озадачивает и архитектора Артура Лотарева, директора ООО «АкадемСтройПроект»:

— Никто не отрицает, что здание такого масштаба и значения должно иметь световой образ. Образ динамический, со сценарной подсветкой. Смущают в этом два аспекта — исполнение проекта и цена. Цветовой сценарий подсветки сделан с полным игнорированием сути здания, его архитектурной пластики и стиля. Наш Оперный — это ордерная архитектура, имперская архитектура. Да, макрокомпозиция театра нетрадиционная, не в каноне оперного здания — радикально отличная и от Большого, и от Мариинского, и от Александринского, и от Одесской оперы. Там классические театры во всем. А наш по первооснове родом из конструктивизма. Но аранжировка конструктивистской основы именно классицистическая. Соответственно, композиция и колористика подсветки должна была бы выявлять и подчеркивать это имперское величие. Вспомним, для примера, как подсвечены древнейшие здания Рима — тот же Колизей. Удивительно, что общеизвестное прозвище НОВАТа — «сибирский Колизей» — не навело разработчиков на столь очевидную идею. Это было бы довольно элегантное и точное решение. Нынешняя же подсветка сделана по принципу «Все что есть в печи, на стол мечи» — такой подход был популярен на западе в эпоху поп-арта, когда жанр световой архитектуры только формировался. Поп-арт 60-70-х вообще абсолютизировал пестроту и тона «на максималках». Тогда это объяснялось цитатной апелляцией к детскому искусству, к детскому творчеству. Апелляция, к слову, довольно лукавая и манипулятивная изначально. Это было умозрительное представление деятелей поп-арта о детском творчестве. О неких условных и усредненных детях. Потому что живые, реальные дети к максимально ярким колерам относятся как раз очень осторожно — они их даже побаиваются. А тут как раз такая нарочитая игра в условную детскость, в цирк. Возможно, такая подсветка была бы уместна для  большой детского универмага. Или для цирка. Да, из-за большого купола у нашего театра есть некоторое силуэтное сходство с цирком. Но на очень дальнем ассоциативном уровне. И это, в конце концов, не цирк, а именно театр!

Артур Лотарев убежден, что световое оформление театра должно иметь стилевую и функциональную обусловленность, оспаривать которую столь радикально крайне нежелательною

— У оперного театра, решенного в таком имперском стиле, есть своя предсказуемая ассоциативная палитра — алый, оранжевый, золотисто-желтый, рубиновый, — поясняет он. — А «фломастерная» цветовая схема совершенно чужеродна. А она еще и очень неряшливо наложена на здание. Например, крылья театра практически не выявлены светом и тонут в темноте. Во-вторых, из-за зазоров в световом сценарии в темноте периодически тонут и базовые элементы здания — то пропадает колоннада, а купол зависает над пустотой словно НЛО, то, наоборот, возникает пустая гребенка колоннады без купола.

Кроме того, профессионалов смущает то, как вписана инженерия подсветки в «тело» здания. Например, софиты на кольцевой балюстраде купола размещены буквально по-варварски — их навесили на бока декоративных вазонов. Для этого каждый вазон просто «обварили» прямоугольным коробом из стальных реек. И к железяке этой прицепили софит. Отчего каждый вазон просто перестал существовать в визуальном смысле. Это же ваза, кубок — то есть заведомо силуэтный предмет. А короб из реечного уголка этот силуэт уничтожает, как говорится, насмерть.

— Решение дичайшее, на мой взгляд, — подчеркивает Артур Лотарев. — Это видно даже в видеоролике Вадима Махорова, который максимально симпатизирует объекту. К слову, видеоролик показывает наиболее презентабельные ракурсы — театр мы видим с квадрокоптера, сверху, в полном объеме. С пешеходной же точки зрения вид может быть гораздо более «рваным». Особенно это ожидаемо для боковых частей театра. Которые словно забыты. Хотя, может быть, их «дорисуют» светом потом. Что для такого громадного бюджета довольно странно. Почти полумиллиардная цена проекта вызывает уйму вопросов. Мы тоже делаем здания со световыми сценариями, потому я достаточно внятно представляю порядок цен. Световой дизайн большой постройки — даже динамический, с цветовым сценарием — это 10-20 миллионов рублей. Максимум — 50 миллионов. Максимум даже для Москвы! Но 416 миллионов — это сумма, не поддающаяся осмыслению! И, извините, я не верю, что все эти деньги пошли на инженерию и творческий поиск. Они точно пошли куда-то еще.

Для Анны Терешковой, начальника департамента культуры, спорта и молодежной политики мэрии Новосибирска, новый световой дизайн НОВАТа тоже стал спорным сюрпризом.

— Я обескуражена, — коротко ответила она, комментируя ситуацию на пресс-конференции в ТАСС.

Игорь Поповский считает нынешнюю метаморфозу театра пусть и шокирующим, но глубинно предсказуемым феноменом. Событием, случившемся по формуле «Все, что может произойти теоретически, рано или поздно где-то да произойдет».

— В некотором смысле в этом есть преемственность, — рассуждает Поповский, — Да, странная, да, дикая. Но преемственность (как лично я ее ощущаю). Образно говоря, сейчас на поверхность здания словно прорвались его интерьеры. Выступили на поверхность подобно забродившему соку. Интерьеры-то в нынешнем воплощении тоже довольно ядреные, кислотные. Цветовой логике ордерной архитектуры они тоже не следуют, зато следуют логике постмодернизма или так называемой пост-культуры. Постмодерн же построен на отрицании канона и любой преемственности. И для него нет никакой принципиальной разницы между новостройкой и историческим зданием. Постмодернизм как бы вне времени, над временем. Кстати, многим такой подход даже нравится — ибо бойко отражает формулу «Сделайте нам богато». Что довольно печально, в моем понимании. Ибо свидетельствует о снижении общественного вкуса. Единственное, что в этой ситуации утешает: подсветка — это же не краска и не облицовка. Скорректировав цветовой сценарий, здание можно «переодеть» в более адекватный световой наряд. Я надеюсь, что все то, что мы увидели в майские праздники, — это просто тестовый прогон световой палитры. И после настройки итоговый образ будет другим, более выверенным. Ну не верю я, что самому Кехману может это нравиться! Впрочем, там и до того было немало спорных решений. Например, я умолял театр не «заворачивать» колоннаду в баннеры. Это портит рельеф фасада и смотрится коряво. «Да ладно, в Италии тоже так делают!» — таков был ответ. Ну да, если в самой Италии…

Артур Лотарев также надеется, что «елочно-цирковой» облик Оперного — просто форсированная проба световой системы (которая при всей своей ошеломительной цене действительно уникальна).

— Сложно со стороны сказать, что это, — резюмирует он. — Творческие процессы по этой части, как мы поняли, в театре идут абсолютно герметично. Возможно, это элемент такого  «фрик-маркетинга» — всех удивить, всей стране запомниться. Ну да, страна уже обратила внимание. Но фрик-маркетинг — вообще технология коварная, может выйти боком. Хотелось бы верить, что это тесты, пробы, настройка.

Фото с сайта Журнал «Театр»