Директор и владелец ЗАО «Сибирский научно-исследовательский институт медико-экологических технологий (СНИИМЭТ) «Центр-Сирена» Марк Карафина рассказал Infopro54 о том, как он пришел в медицину через работу с трудными подростками, почему его не любят ритейлеры и о самой крупной войне на медицинском рынке Новосибирска.
— Марк Михайлович, «Центр-Сирена» — одна из старейших частных медицинских организаций Новосибирска: вам уже больше 30 лет. Можете рассказать историю ее создания?
— В ноябре этого года нашему центру исполнится 33 года, то есть мы были созданы в 1988 году, еще в СССР. Дату основания считаем со дня совместного приказа двух министерств СССР: здравоохранения и внутренних дел. Наш центр был первым в стране межминистерским учреждением. Зачем мы понадобились? Все очень просто: после «лигачевской» реформы во временя перестройки, когда были «сухие» свадьбы, вырубали виноградники, резко выросла подростковая преступность под воздействием алкоголя, наркотиков и токсических веществ. Всплеск был настолько мощным, что двое министров призадумались: инспекции по делам несовершеннолетних, уголовный розыск, ОБХСС и т.д. с этими проблемами не справлялись — и было принято решение за пределами Уральских гор, подальше от Москвы, создать центр, который бы занимался лечением подростков, их реабилитацией, приобщением к труду и спорту. Так был создан «Центр-Сирена» (СИбирская РЕабилитация НАселения).
Первыми сотрудниками центра были трое офицеров милиции: я, мой зам по экономике и главный врач, а также трое гражданских врачей. Сначала мы размещались в наркодиспансере на Каинской, 21, но уже через несколько месяцев нам было выделено здание на Серебренниковской, 16.
— Как с финансовой точки зрения была организована ваша работа? Это было бюджетное финансирование?
— Ага, конечно… Из бюджета на содержание центра за все время работы мы не получили ни копейки. Первые месяцы нам платили офицерские оклады, но средства на зарплату гражданским врачам, на содержание нарастающей массы пациентов, нам не выделялись. В итоге я на личные деньги купил билет в Москву и поехал на прием к двум заместителям министров (министрам мы тогда уже стали неинтересны): Виталию Турбину (МВД) и Владимиру Суворову (Минздрав), которые поручили мне использовать в работе вторую модель хозрасчета: брать деньги за услуги со взрослых и вкладывать их в детей. И жены повели к нам мужей…
В это же время решением горисполкома нам были переданы в оперативное управление все детские клубы Центрального района Новосибирска, которые мы должны были содержать. Зампред спортивного общества «Динамо» Леонид Александрович Сулейманов нам передал в оперативное управление спортивный зал на Достоевского, 7, а также половину олимпийского татами. К нам пришел работать известный новосибирский тренер Николай Скраглев, воспитавший плеяду именитых спортсменов области (дзюдо и самбо). Совместно с ребятишками они полностью отделали зал и приступили к тренировкам. И снова возникла проблема: как содержать зал и платить зарплату тренерам, так как подростков на реабилитации у нас было много. Решить ее нам помог один из уважаемых и известных в городе спортсменов, полковник милиции, доктор педагогических наук в области спорта — Василий Беженарь, который тогда только создал ОМОН в управлении Западно-Сибирской транспортной милиции. Он решил, что ведомство будет арендовать наш зал, а мы на эти средства содержали тренерский состав.
— А как удалось решить задачу по трудотерапии?
— В этом нам очень помогли заведующая районным отделом образования Центрального района Тамара Пыклик и глава администрации района Игорь Алексеевич Люзенков. В каждой школе на тот момент были спортзалы, мастерские для уроков труда, и нам разрешили их использовать в работе с подростками. Параллельно мы договорились с директором фабрики «Синар» Алексеем Елезовым и фабрикой «Корс»: они нам предоставляли отрезки материалов, и наши девчонки по выкройкам шили в школах кошельки, портмоне, хозяйственные сумки. Для мальчишек мебельные фабрики предоставляли отходы производства, из которых они делали табуретки, полки и т.д. Получалось довольно неплохо.
Была очень смешная ситуация… С первых заработанных на взрослом населении денег мы купили два больших телевизора «Рубин», кассетные магнитофоны, игры и джойстики, установили их в «Динамо» и разрешали ребятишкам играть бесплатно. Для сравнения: в то время в метро такая же игра на автоматах стоила 15-20 копеек. К нам приезжала половина города…
В итоге за два года работы мы оторвали от улицы около 600 подростков!
— На российском уровне в итоге ваш опыт оказался востребованным?
— Проанализировав итоги работы, мы создали комплексную программу по профилактике подростковой преступности, с которой в 1990 году я выступал на всесоюзном совещании работников правоохранительных органов в минской Высшей школе милиции. Двум замиминистрам мы на тот момент уже тоже стали не интересны, но наши разработки взял на вооружение Томск, Тула, Воронеж и т.д. Из этих городов люди приезжали к нам, и мы делились опытом.
В 1990 году нас прикрепили к академии МВД СССР, а по линии здравоохранения — к главному наркологу Москвы и Московской области, академику Якову Григорьевичу Гальперину. С его подачи я, в капитанских погонах (34 года), выступал с программой на заседании Совета национальностей Верховного совета СССР.
— Как вы вышли на чисто медицинский рынок?
— Это происходило постепенно. Сначала у нас появился педиатр, так как мы работали с детьми, процедурный кабинет, так как для оценки состояния пациентов, нужно было брать анализы. Потом терапевт, гастроэнтеролог, кардиолог, офтальмолог и т.д.
В 1994 году мы отошли от подростковой тематики в том формате, в котором работали ранее, так как это стало вообще никому не интересно, и сосредоточились на оказании платных медицинских услуг всем категориям населения. Напомню, за все годы существования из бюджета на работу с подростками мы не получили ни копейки. По сути, это была благотворительная деятельность, которой занимался наш центр. При этом к 1994 году у нас сформировался уже достаточно большой медицинский коллектив, его нужно было содержать, нужно было закупать расходные материалы, медицинское оборудование, платить налоги и аренду.
К этому времени мы акционировали центр. Для этого я специально ездил в Москву и советовался со старшим коллегой Яковом Гальпериным, который к тому моменту уже акционировал свой огромный наркологический центр на Краснобогатырской, 72 (работает до сих пор).
— С какими сложностями столкнулись при осуществлении медицинской деятельности?
— Если говорить о начале работы, то самой ключевой проблемой было отсутствие официальных методик и оборудования для лечения токсикомании и наркомании у подростков. Я прочитал в газете, что в Санкт-Петербурге создали галокамеру сухого типа, которая может использоваться для такой терапии, и полетел знакомиться с разработчиком, но он отказался делиться методиками. Когда я вернулся в Новосибирск, то предложил команде разработать галокамеру самостоятельно.
Первую установку собрали в «Динамо», и тут возникла огромная проблема: никто не подумал о том, что сухая соль при попадании на слизистую дает дичайшую боль, и большинство наших подростков, которые были гипертониками, не смогли находиться в этом помещении. Я предложил сделать установку с более мягким воздействием — влажного типа, и это дало отличный эффект. Первые серьезные научные работы на нашей галокамере проводил академик СО РАН Влаиль Петрович Казначеев в рамках лаборатории адаптации кардиореспираторных систем. Ученые привозили по 500 кг аппаратуры и проводили сотни замеров. Кроме того, в течение 20 лет мы отрабатывали новые методики галотерапии влажного типа совместно с Томским НИИ курортологии и физиотерапии, затем они были разрешены Минздравом России.
— На рынке вы сохранили свою специализацию, на которую ориентировались изначально, — наркология. Это целенаправленное решение?
— Мы не лезем в те вещи, в которых некомпетентны. Мы не занимаемся стоматологией, лечением онкозаболеваний, не делаем ЭКО. При этом у нас многопрофильная клиника, есть все необходимые врачи и оборудование для приема пациентов. У нас огромные компетенции в сфере наркологии, а также отличные наработки по решению вопросов, возникающих у профессиональных спортсменов. В ближайшее время мы откроем два новых уникальных отделения: спортивной медицины и физиотерапии.
— Развитие медицинского проекта очень финансовоемкое? Как вы решали эти вопросы? Вы уже неоднократно подчеркивали, что бюджетного финансирования у вас не было ни копейки…
— Я принципиально не брал и не беру никаких кредитов. Все развитие у нас идет с тех средств, которые зарабатывает коллектив, с патентов, наших производственных проектов. Еще одна моя четкая позиция: мы принципиально работаем только «в белую».
Мы прошли очень тяжелый путь финансового становления. Хлебнули немало с банками, которые пачками открывались и закрывались в начале 90-х. К примеру, первоначально у нас был счет в кадыровском банке «Восток», но в 1994 году он лопнул, а у меня заказы на галокамеру: тогда 4 бригады не успевали их выполнять, плюс народ шел на лечебные консультационные дела. В то время компаниям нельзя было открывать второй счет. Я обратился к губернатору Ивану Индинку, и он рекомендовал открыть 095 счет — «неопределенку» — в «Агропромбанке», но платить я с него мог только налоги, аренду и рассчитываться за хозяйственные вещи. Пока ломал голову над тем, что делать дальше, мне позвонил партнер и поинтересовался, почему я задерживаю оплату отгруженных им компрессоров. Я предоставил все документы с банковской отметкой, но оказалось, что деньги до него не дошли. Иду к управляющему банком — Юрию Глазычеву, а он от меня под стол…
После этого я решил уйти в «Сибирский банк», так как московские коллеги подсказали о существовании закрытого письма ЦБ, где говорилось, что «если банк, в котором обслуживается предприятие, больше двух месяцев «химичит» и задерживает платежи, то компания может открыть другой счет с разрешения местного ЦБ». В местном ЦБ с этой просьбой меня послали, тогда я позвонил всем членам МАРПа и на ксероксе разослал это письмо Банка России коллегам из новосибирских промпредприятий, штук 100 точно. Мне позвонили из ЦБ, попросили «выключить факс и бежать к ним» и открыли счет. «Сибирский банк» лопнул через год, и мы ушли в банк «Алемар», где потеряли много денег в 2018 году. Единственное, что мне удалось выцарапать — средства на выплату зарплаты сотрудникам. Все остальное ушло в никуда. Так что мы битые-перебитые нашей финансовой системой.
— Можете рассказать о своей стратегии управления компанией?
— Я, прежде всего, стратег. У меня куча замов, они компетентные люди, поэтому я стараюсь не вмешиваться в их работу. Единственное направление тактики, которое я сейчас продолжаю курировать, это кадровые вопросы. Набором персонала предпочитаю заниматься самостоятельно.
— С чем это связано?
— Для медицины кадровый вопрос сегодня вообще очень больной. 30 лет назад у нас не было проблем с привлечением хороших специалистов из-за экономической ситуации в стране: в госучреждениях не платили зарплату, и люди с большим энтузиазмом шли в частную медицину, у нас была очередь на вакансии. Сейчас ситуация совершенно иная.
Мы принимаем на работу либо совсем взрослых врачей, либо молодежь, которую сами выращиваем, оплачиваем их обучение, а они отрабатывают у нас по контракту. Например, по такому договору к нам скоро выходит замечательный врач спортивной медицины.
Однако я уже долгое время не могу закрыть три вакансии. Так, дал объявление: требуется терапевт. Человек звонит и, даже не стесняясь, спрашивает: «А вы как работаете, «в белую», все налоги, соцпакет и т.д.? Нет, меня это не устраивает».
— Не поняла, его не устраивает «белая» зарплата?
— А зачем она ему? Он сидит в поликлинике на половине оклада и нахапывает кучу подработок в медцентрах, получая зарплату в конвертах, по сути, за право подписи. Он закрывает глаза на то, что в этих центрах происходит. А у нас то нужно именно работать…
Медицинский рынок труда очень сильно испортился, и с каждым годом становится все хуже. Очень сильно его подкосила пандемия. Многие возрастные врачи, переболевшие ковидом, не хотят возвращаться в медицину из-за депрессий, фобий, состояния здоровья и т.д. Молодежь первым делом спрашивает «сколько вы мне будете платить?», а не «как я будут работать?».
— Медицинский рынок всегда был одним из самых высокодоходных, а значит, высококонкурентным. Ваши коллеги рассказывают разные истории, особенно из лихих 90-х. Насколько я помню, вас это тоже коснулось?
— Естественно. В начале 90-х коллеги, объединившись в ассоциацию, попытались нам попенять на демпинговые цены на наркологические услуги. Если сказать, что мы тогда были удивлены — это ничего не сказать. С нашим опытом работы в наркологии, со знанием методик, объема необходимых расходных материалов кто-то будет нам говорить про демпинг?! Наши цены были реальны — мы не завышали их искусственно, поэтому всех послали… Не понравилось? Конечно! И в СМИ появились публикации не в нашу пользу.
Мы самые первые в Новосибирске запустили проект диспансеризации работающего населения. 12 января 2012 года мы подписали договор с «Синаром» и начали принимать пациентов. Я, кстати, принципиально не работаю со страховыми компаниями: зачем мне посредники, которые ничего не создают, только собирают деньги? Пациентов они не приведут — я это уже проходил, больше — спасибо, не нужно. Страховщикам это не нравится. Многим коллегам, которые работают с разного рода схемами, тоже.
Наша компания пережила крупнейшую в Новосибирске рейдерскую атаку на медицинском рынке. 3,5 года — с 2008 по 2012 — у нас пытались отобрать часть нашей работы, мы прошли 167 судов и заседаний УФАС всех уровней, дошли до Верховного суда, но выиграли. Речь идет о медицинском освидетельствовании граждан для выдачи лицензий на право приобретения оружия и получения водительских прав.
Если вкратце, то в 2008 году облздрав провел в нашей компании внеплановую проверку и «обнаружил» 72 нарушения. В этом списке, например, было «отсутствие» необходимого оборудования (хотя в кабинетах оно было установлено), «хроническое непредоставление отчетности» в облстат (если бы я опоздал с отчетностью за 5 дней, нас бы сразу закрыли — с учетом и статистикой в нашей стране играться нельзя) и т.д. В этой истории было все: и подлог документов, и подделка моей подписи, и попытка подкупа, то есть откровенный беспредел. Многие тогда от меня отвернулись. Когда я заходил в облздравотдел или горздравотдел, коллеги жались по стеночкам, чтобы, не дай бог, их со мной рядом не увидели.
Из тех, кто нас тогда поддержал и спас, огромное спасибо Александру Карелину и Анатолию Локтю, которые на тот момент были депутатами Госдумы и рассказали мою историю председателю думы Борису Грызлову.
А на региональном уровне — министр соцразвития Сергей Пыхтин, курировавший врачебную комиссию, а также руководители регионального Роспотребнадзора и УГПС, которые послали Степанова (Владимир Степанов, глава департамента здравоохранения Новосибирской области с 2008 по 2010 год. — Ред.), попросившего их «зарубить» нам лицензию. В итоге поздним вечером 29 апреля 2009 года мы все-таки получили новую лицензию на 5 лет. Если бы этого не случило, то 30 апреля коллектив центра уже не имел бы права выходить на работу.
— Тогда прошла ваша нашумевшая пресс-конференция?
— Да. Меня вызвал к себе Владимир Степанов и прямо сказал, что ему нужен наш бизнес по оружейке и водительской комиссии, так как эта деятельность приносила нам («Центру-Сирена», госпиталю ветеранов и мединституту — имели лицензии на оказание этих услуг) по 100 тысяч рублей в день, а 18 медучреждений города и области, работавшие в этом же сегменте, делали в сутки 700 тысяч. Степанов заявил, что хочет собрать все это под себя, чтобы получить контроль над этим бизнесом после завершения карьеры в администрации области. А мне предложил в обмен ездить по деревням и заниматься забором крови: «то на то и выйдет». Жутко? Да! Но Степанов не учел, что я его записал на диктофон, собрал журналистов и каждому дал диск с записью. А потом в СМИ были опубликованы открытые письма от известных олимпийских спортсменов (Анна Богалий, Анатолий Жданович, Евгений Подгорный, Анастасия Глухих), а также деятелей культуры и искусства (актеры театра Сергея Афанасьева, ансамбль Павла Шаромова), выступивших в мою защиту.
Но закончилась эта история только в 2012 году, так как я закусился и дошел до Верховного суда. В итоге мы победили, но эти 3,5 года были самыми сложными в моей жизни. И я никогда не прощу людей, по вине которых я не видел, как мой сын пошел в первый класс, как закончил второй — меня в то время не было рядом с ним, с семьей.
— Сейчас конкурентная среда на медицинском рынке более спокойная?
— Ну как вам сказать… Со мной не хочет работать ни один крупный ритейлер Новосибирска, хотя я знаю всех руководителей этих компаний. Почему? Потому что они халтурщики. Они не хотят отпускать людей с работы на диспансеризацию, соглашаясь только на номинальные обследования, когда ритейлер вместо 5-6 тысяч за человека платит медорганизации 1-2 тысячи, при этом сам сотрудник в медцентр не приходит — врач «обследует» его заочно и рисует все анализы. А в каждой из таких компаний по несколько сотен человек! Представляете масштабы аферы?! В Новосибирске есть медцентры, которые живут на таких контрактах.
Самое веселое, что по такому же принципу работают и некоторые властные структуры города, а также банки, даже очень крупные. Согласитесь, это же не просто так. Кто-то там сидит, получает откаты, а мы получаем коррупцию на медицинском рынке, недобросовестную конкуренцию и необследованное население.
При этом у нас уже много лет по диспансеризации обслуживается Следственный комитет Следственного управления России по Новосибирской области и Сибири, часть таможни, МЧС, ФСО, а ритейлеры не хотят.
— На стенах вашего кабинета много патентов. Это персонально ваши изобретения или разработки команды, вашей компании?
— За 33 года работы на рынке у нас накопились более 90 патентов. Часть —лично мои, часть — нашей команды. Например, на базе галокамеры у нас более 10 патентов на различные методики лечения.
Так, сейчас патентуем методику по реабилитации после ковида. Она отработана на врачах, которые переболели коронавирусом, причем исключительно за счет средств центра «Сирена», никакие бюджетные ресурсы для этого не привлекались. Методика включает в себя использование галокамеры с озонированным маслом «Отрисан» (тоже наша разработка), препарата биовестин — для восстановления микрофлоры кишечника после ударной дозы лекарств, а также психологическую помощь (немотивированные фобии, стрессы и депрессии).
— Все ваши патенты рабочие?
— Есть те, что я очень сильно люблю, а 4-5 я бы с удовольствием продал, так как они мертворожденные. Например, мы запатентовали состав минеральной воды, которая получалась при смешивании очень соленой воды из доволенского источника и столовой — из карачинского. Этот проект мы делали под «Бердский винзавод», вскоре закрывшийся. Много лет на ФБУН ГНЦ ВБ «Вектор» мы выпускали лечебно- профилактические средства: «Бальзам Карелина», «Бальзам Сирена». Эта были разработки компании «Сибирский богатырь» (патентообладатели — Николай Бажутин, Алексей Терещенко, Александр Карелин, Марк Карафинка). Сейчас их производство остановлено.
— Ваши патенты используются в других компаниях?
— Нет, мы жадные. А если серьезно, то мы обожглись и теперь предпочитаем контролировать все собственные разработки самостоятельно. По этой же причине я отказался от филиалов и франшиз: люди воруют и нагло используют наши патенты и методики без оплаты. Например, по этой причине мы закрыли филиалы в Москве и Сочи, где были установлены наши галокамеры. Оба открывались с хорошими, известными учреждениями, но потоки отчислений постепенно прекратились, а когда я начал изучать ситуацию, увидел, что партнеры нагло обманывают. С тех пор наши авторские галокамеры «влажного» типа изготавливает только «Центр-Сирена». Ни филиалов, ни франшиз я больше категорически не даю! Никому и ни на что. Обкушались.
— Если оглянуться назад, не пожалели, что пришли в «Центр-Сирена»? Все-таки было столько проблем…
— А чего жалеть-то? В этом году мне исполнится 65 лет, из них 33 я работаю в «Сирене», то есть полжизни. Ну, остался бы я в погонах, закончил бы службу начальником колонии или начальником райотдела, может, чуть выше.
В «Сирене» интереснее, тут живая работа, если бы палки в колеса не вставляли, то было бы вообще замечательно. Кстати, те, кто работает на рынке «в черную», — счастливые люди, их никто не трогает, у них есть деньги на взятки, а я принципиально не даю и не беру, как и мои коллеги.
— Чем занимаются ваши дети? Они тоже работают в медицине?
— У меня трое дочерей и сын. Из дочерей никто с медициной не связан. Старшая дочь — серьезный профессиональный маркетолог, она работает в большой корпорации. По моим стопам пошел только сын. Сейчас он учится в медицинском университете. Я для себя решил так: в жизни всякое может быть, поэтому сын уже два года работает в «Центре-Сирена» постоянным сотрудником. Он производит «Отрисан», а также является администратором архива. Это серьезный вопрос, так как нам необходимо держать человека, который отвечает на запросы по водительским и оружейным комиссиям, комиссиям по маломерным судам, санитарным книжкам… Подделки прут вовсю, и здесь необходим очень жесткий контроль.
Кстати, моя мама была первым спортивным психологом от Урала до Дальнего Востока с базовым психологическим образованием. Отец 60 лет отработал на заводе им. Чкалова. А у меня 5 высших образований. Пятое высшее в сфере экономики и менеджмента я получил в 50 лет, закончив вуз экстерном: за два года вместо четырех. Когда хочешь учиться — это делать легко и просто, не важно, в каком возрасте.
— На днях страна будет отмечать ваш профессиональный праздник — День медицинского работника. Что вы можете пожелать коллегам, своим пациентам?
— Коллегам: уважайте себя и свои дела. А жителям города и области: будьте здоровы и прививайтесь!
Фото из личных архивов М. Карафинка
Самолет авиакомпании S7 совершил вынужденную посадку в Иркутской области
Встреча прошла на хабаровском стадионе на стадионе «Платинум-Арена»
Толщина льда в 30-50 см позволит пропускать машины весом до 5 тонн
Самолёт авиакомпании S7 совершил экстренную посадку в Иркутской области
Самыми нелюбимыми оказались готовка и выбор подарков
Печальную статистику уходящего года озвучили в региональном МЧС