«Нужны не «вертолетные деньги», нужно дать электорату понять, что у них будет возможность зарабатывать»

— Мы видим тенденцию разворота России лицом к азиатским партнерам. Как это повлияет на экономику России в частности и на мировую в целом?

— Мы сейчас являемся свидетелями тектонических экономических преобразований, и однозначно ответить на этот вопрос коротко невозможно. Мы наблюдаем распад системы глобализма по неолиберальной модели, лидером которой были и остаются США. Колоссальные связи России с западными компаниями оборваны. Они будут налаживаться с корпорациями, принадлежащими Китаю и развитым странам юго-восточной Азии, с тесными политическими партнерами России.

Западные компании освободили ряд рынков, и эти рынки будут частично заменяться за счет азиатских партнеров, частично — российскими производителями. Следует ожидать кризисного периода, в течение которого будет переформатироваться рынок, структура производства в России. Для этого нужна соответствующая политика, и надо ждать новых преобразований политико-экономических союзов.

Я надеюсь, что объем добавленной стоимости, который будет производиться в Российской Федерации, и локализация производств товаров увеличатся, особенно высокотехнологичных. Перерабатывающую промышленность нам нужно поднимать на очень высокий уровень, это микроэлектроника, процессорная база, переработка углеводородов и другое. Поскольку доходы в бюджет от продажи нефти нужно будет замещать, необходимо стремительно развивать экономику. Возможно, нас ждет мобилизационный путь развития. Я не уверен, что именно таким путем мы пойдем, но это напрашивается.

— В условиях изоляции возможен профицит бюджета?

— С точки зрения теории профицит бюджет возможен, если правительство решит кардинально сократить расходы и возьмет курс на накопление резервов. Если говорить об изоляции в текущей ситуации, то о ней речи не идет. Слово «изоляция» к нам совершенно неприменимо. Это разрыв экономических связей в значительной степени с группой западных стран. Она очень важная, значительная, но именно изоляции мы не видим.

— Как скоро рынок адаптируется и экономика выйдет из кризиса?

— Мне кажется, мы в него только входим. Это не только речь о России, это глобальный кризис. В самую острую фазу не политического, а именно экономического кризиса мы еще не вошли. Это пока только тучки на горизонте, буря еще не разразилась.

— Как в связи с текущей политической ситуацией будут формироваться федеральные и региональные бюджеты? Какие сферы рискуют остаться без финансирования?

— Я не специалист в этой области. Но очевидно, что бюджеты будут формироваться по политическим приоритетам. Непонятны многие вещи: в каком объеме будут военные расходы, что с резервами — они заморожены, их отобрали? Понятно, что запасы накоплены значительные, но что будет дальше — неизвестно. Здесь очень много политических факторов, от которых будет зависеть конфигурация бюджета. Может, будет поставлена задача мобилизационного развития и все силы бросят на развитие экономики, может, решат компенсировать по типу антикризисного пакета — как во время локдауна, может, на социальную сферу будет упор. Возможно, пострадает инфраструктурное обеспечение. Но это гадание на кофейной гуще. Все это зависит от политических решений.

— Ждать ли россиянам очередного инфляционного скачка?

— Да, безусловно. Инфляционный скачок можно с гарантией пообещать. Тут можно рассмотреть ряд факторов. Во-первых, структурная инфляция, которая тянется еще с прошлого года, с периода локдауна, когда сырьевые товары подорожали на мировом рынке. Мне странно смотреть на многих людей, радующихся подорожанию железа, нефти, газа, мол, как здорово, Россия заработает. Но проблема в том, что это подорожание тянет за собой рост цен на импорт, от которого мы значительно зависим. Соответственно подорожают и товары, что производятся на территории Российской Федерации. Почему подорожало железо? Поднялась цена на мировом рынке. Дорогое сырье на мировом рынке и дешевое в России — так не бывает. Противоречий долго быть не может, рано или поздно цена выровняется.

Во-вторых, упало предложение, в том числе из-за ухода западных компаний. Когда падает предложение, цены растут. Очень многие в такой кризисной ситуации видят для себя нишу. Например, антимонопольная деятельность, связанная с сахаром. Не буду упоминать здесь бренды сетевых магазинов. Было очевидно подорожание товаров, и люди бросились скупать некоторые позиции, а магазины заранее подняли цены. На 20-30% в рамках некоторых позиций или в целом на ассортимент. А люди покупают, потому что деньги сейчас горят. Инфляцию все ждут, все понимают, что происходит. Сейчас ажиотажный спрос схлынул, но в первом квартале люди все сметали с полок. Абсолютно рациональные волны, которые ходят в народе в период кризиса, это неизбежная вещь. Это тоже фактор, подстегивающий инфляцию.

— Не успел бизнес оправиться от кризиса после пандемии COVID-19, как пришли новые вызовы политического свойства. Готовность к катаклизмам у всех разная. Многие международные компании ушли с рынка и освободили место для отечественных производителей, но способно ли предложение удовлетворить спрос?

— Китайские компании готовы удовлетворить спрос очень быстро. С их стороны это происходит осторожно, мягко, но мы видим по некоторым кейсам, например с компанией Huawei: напрямую они не входят в конфронтацию с западными странами, потому что там тоже большие рынки сбыта.

Напрямую потоки китайских брендов под мировыми именами мы не видим и не увидим какое-то время. За год-два освободившиеся ниши будут заполнены существенно. Я на 100% уверен, что многие компании, которые под политическим давлением ушли с российского рынка, вернутся. Все равно это довольно большой канал сбыта на миллионы и миллиарды, и терять его просто так глобальные корпорации не готовы. Кто-то обязательно вернется, кто-то будет продаваться под другим брендом, какие-то компании вернутся через продажу компаний-«прокладок», может, будут перепродавать компании через Китай.

— Как вы считаете, какие меры должны быть приняты, чтобы снять социальную напряженность?

— Текущая социальная напряженность имеет не экономический генезис, а военно-политический. Народ немного выдохнет после того, как закончатся боевые действия текущей спецоперации. Напряженность в социально-экономическом плане может быть снята принятыми программами или даже национальным проектом: о том, что государство поддержит рабочие места, будет всеми силами сохранять бизнес, развивать производства. Об этом ответственные лица в Правительстве говорят постоянно, что есть определенная экономическая стратегия и финансовая подушка. Полностью прежнюю жизнь уже не сохранить, это очевидно. Но нужно поддержать уровень жизни хотя бы по прежним показателям. Это уже делается, но, видимо, пока недостаточно раскручен информационно-пропагандистский маховик. Нужны не «вертолетные деньги», которые дополнительно выделят и просто раздадут населению, нужно дать электорату понять, что у них будет возможность зарабатывать, что экономическая система России сохранится и будет развиваться. Это наш исторический шанс. Это может быть не единая программа, а комплекс мероприятий и последовательная информационная работа с населением. Это лично мое мнение, оно выходит за рамки только экономического измерения.

— А повышение зарплат, пенсий и социальных выплат не сможет значительно снизить напряженность?

— Это всегда разовая вещь, и в условиях инфляции многие будут понимать, что инфляция это съест. А вот когда будет перспектива, когда поверят в финансовую устойчивость, поверят, что экономический блок способен развивать страну, укреплять высокими темпами. Этот кризис — это исторический шанс страны в эпоху пост-девяностых. Этим шансом обязательно нужно правильно воспользоваться. Я сейчас говорю довольно банальные вещи, но люди должны быть уверены, что у них будет работа, что будет развитие, будут производства, будет финансовая устойчивость. Но это не отменяет социальную поддержку со стороны государства слоев населения, которые могут попасть в неблагоприятные условия.

Материал и Фото предоставлены пресс-службой НГУЭУ